Твоя речь со стороны. Н. Абрамцева. "Вот так пальма..."

Жил-был пень. Он жил в обыкновенном лесу – среди елок, берез, кленов. Очень старым был пень. Старше всех деревьев. Это был очень даже красивый пень: с одной стороны – ровный-ровный, с извилистыми годовыми кольцами, а с другой стороны – зубчатый, будто на нем надета резная корона. Вернее, полукорона. Летом пень наряжался в мантию из мягкого зеленого волокнистого мха. А зимой надевал роскошную пушистую снежную шубу. 

Когда-то пень был деревом. Каким же деревом был старый пень? Могучим ли дубом? Мудрой ли елью? Очень захотелось узнать об этом одной любопытной синице. 

– Дедушка пень! – прочирикала она. – Скажите, пожалуйста, кем вы были в молодости?

– В молодости… – заскрипел старый пень, – в молодости, говоришь… И захотелось ему сказать что-нибудь такое необыкновенное, чтобы все заохали. Удивить всех захотелось. Бывает такое…

– В молодости я был, знаешь кем, я был просто… Пальмой.

– Ой, пальмой! Ой, неужели? – всполошилась синица.

– Да, а что такого? – заважничал старый пень. – Я был высокой, стройной пальмой. У меня был гладкий ствол, а на верхушке росли огромные листья и большущие орехи. 

– Ой, что вы говорите?! Ой, как это необыкновенно! – заверещала синица. – Так необыкновенно… Так необыкновенно, что…

– Что, – перебил пень, – не веришь?

– Как не верить, дедушка пень! Просто один знакомый скворец рассказывал мне, что пальмы живут только далеко на юге. Там, где зимуют птицы.

– Точно, точно, точно. – Это затараторила пробегавшая мимо белка. – Я тоже слышала, что пальма в нашем лесу – это все равно что… Все равно что… все равно что колокольчик на Северном полюсе. Да, да! – Белка прыгнула на соседнее дерево и убежала.

– Вот видите, дедушка пень, – подхватила синица, – пальмой вы все-таки, наверное, быть не могли.

– Да, наверное, не мог, – смущенно заскрипел пень, – знаешь, синица, я не помню, каким был деревом.

– Забыли?!

– Забыл… – обманул пень синицу.

– Ой, как же так можно? Но как же так? – не понимала синица. Пень только смущенно скрипел и кутался в свои роскошные одежды.

– Дедушка пень! Я вот что придумала, – затараторила синица, – я слетаю к старому дятлу. Он триста лет в нашем лесу живет, все знает, всех помнит. Он наверняка вспомнит, каким деревом вы были. 

Вспорхнула птица-синица. А пень загоревал, ведь знал он, помнил, что не был никакой пальмой, а был обыкновенным кленом. Высоким, развесистым, сильным, но все-таки просто кленом, а не заморской пальмой. 

Вернулась любопытная веселая синица, затараторила:

– Дедушка пень! Дедушка пень! Потрясающая новость, вы, оказывается, были…

– Ах, как стыдно мне, – вздохнул пень.

– Стыдно? Не понимаю! Ведь вы были прекрасным кленом!

– В том-то и дело, – оправдывался старый пень, – кленом, а не пальмой необыкновенной.

– Вот в чем дело… – растерялась и рассердилась веселая птица-синица, – вы не любите наш лес.

– Это почему же? – возмутился пень.

– Потому что почти половина деревьев в нашем лесу клены! А вы! А вы! А вы! Ух! Ух! – совсем раскипятилась синица и улетела. 

А старый пень задумался. И долго о чем-то думал. О чем? О чем-то, что не сразу понял он, старик мудрый, и что было ясно веселой и даже не очень серьезной птице-синице. 

Так о чем же думал старый красивый пень?